На маленьком большом плоту
ПЛН представляет вашему вниманию очередную публикацию в авторском блоге псковской журналистки Виктории Голубковой. Почти год назад врачи поставили ей страшный диагноз, и все это время она мужественно борется с тяжелой болезнью. В конце лета ее успешно прооперировали в институте Блохина, а сейчас она проходит длительный курс химиотерапии. И работает. Главным редактором в новом для нее проекте - газете «Московский комсомолец в Пскове». Как не опустить руки, не сдаться и не впасть в уныние в сложной жизненной ситуации? Ответу на этот вопрос и посвящен блог Виктории Голубковой.
Сегодня хочу рассказать о поддержке в трудной ситуации. Вот говорят, что в горе сопереживать легче, чем радоваться за чужое счастье. Ну не знаю. Ну день приятно сопереживать, ну два легко и может, даже, интересно, что вся эта белиберда не у тебя случилась. Но, когда это сопереживание, читай поддержка, длятся долго, очень долго, и все такие же искренние... Мне кажется, порадоваться за чужую свадьбу, рождение ребенка, карьеру или богатство куда проще.
Когда уже почти год назад мне поставили диагноз, я, конечно, не думала про то, как это воспримут близкие люди. В тот конкретно час, вернее даже, в те десять минут я об этом не думала. Позвонила мужу и пятерым подругам. Ошалелым голосом все это им проговорила.
А потом стала думать - а как я скажу об этом дочке. И вот сжиться с болезнью мне оказалось гораздо проще, чем решиться сказать об этом моей ненаглядной Сашке. Благо ребенок в Питере, и можно было до поры до времени говорить, что все в порядке, киста и язва. Но через месяц мне пришлось ехать на химиотерапию в Питер. И это было страшно.
Подруги-то уже в курсе. Они у меня девчонки классные. Вот прямо отборные! Если снимать что-то вроде «Рак в небольшом городе», это был бы очень прикольный сериал. Мы и так всю жизнь очень здорово общаемся, стажи дружбы у нас - от 35 лет. И испытания общие у нас уже были. И вот январь, Таня и Оля стоят со мной у подоконника, в коридоре, не помню уже около какого кабинета городской больницы, и Таня говорит бодро и даже иногда весело, что-то про планы, а Оля молчит, и я понимаю, почему - иногда бывают ситуации, когда слова не находятся. У обеих серые лица, да и у меня наверняка тоже. И эти два монолога, Танин и Олин молчаливый, работают в дуэте. Таня помогла мне тогда вспомнить, что будут еще и весна, и лето, а олины глаза заставили уважать своего врага, свою болезнь, и скоро я перестала говорить и писать «больничка», потому что - это больница, клиника, тут поле боя с очень серьезным врагом.
Московская моя одноклассница написала мне такие слова, которые до сих пор и наверняка навсегда я буду воспринимать как руки, которые начали вытаскивать из болота. Или как маленький плот, на котором я выплываю.
Наша с Таней и Олей дорогая тульская подружка - она стала для меня гидом в этом аду, потому что у нее все это пережито. От нее я получила бесценный комплект указаний и советов - кому молиться, когда сфоткаться на документы перед выпадением волос, да что там - облысением, называем вещи своими именами; как это - химиотерапия и кучу-кучу всего еще.
Наташка...
«Тебе обязательно нужен проводник», - говорит моя чешская переводчица, замечательная Марина. Начало августа, мы сидим в кафе Paul в торговом центре в пражском Смихове. Очень вкусные эклеры и хороший кофе. Ну и вот, Марина. «Вика, ты слишком вся в себе. Выпускать болезнь надо. Делиться информацией максимально». Ну как, говорю, максимально, мои родные и близкие тоже не железные. «Ты подумай. Чтобы человек умел переживать, но не загоняться, конструктивный». И что бы вы думали. Уже через два дня мы с Наташкой, как попугаи-неразлучники, щебетали у докторов в Москве.
В общем, вместе с еще несколькими девчонками кружок был небольшой, но все реально встали заборчиком вокруг меня. И даже когда я не хотела никого видеть - они тоже это понимали и не переставали меня любить.
Муж выдержал проверку на прочность еще и моей внешностью. Я-то просто не смотрела в зеркало в прихожей, обходила его стороной. А ему пришлось радоваться мне и лысой, и с огромным животом, и с очень тонкими ножками, и без ресниц, и месяцами ненакрашенной, и с распухшим на несколько недель глазом, короче, красота перла отовсюду и сюрпризно. И вот благодаря ему я не ощущала, что я страшная (ну, объективно). Я ощущала, что я для него очень красивая потому, что живая.
Ну и Сашка. Было страшно ехать в феврале в Питер. Потому что надо было как-то объяснять, почему я еду «в Песочку», в онкоцентр. Сашка моя молодец, она почти не заплакала в ту минуту.
Но и все в деталях я не могла ей рассказывать, не могла пересилить себя. Как-то это неправильно, жаловаться ребенку. Она потом сказала, выслушав мой очередной телефонный разговор с подружкой: «Мам, я из твоих бесед узнаю много нового!» Котик мой, Слава Богу, сейчас ничего нового!
И, конечно, огромную поддержку я ощутила в мае, когда объявили сбор средств, и вся эта моя информация стала публичной. Все это, оказывается, жестко для нервной системы. Но у меня появились сотни психотерапевтов! Я, возможно, повторяюсь, но. Друзья мои, коллеги, мои знакомые люди и незнакомые. Вы лучшие. Спасибо вам за то, что у меня сейчас - ничего нового.
Виктория Голубкова
